Ф. Я. Коновалов, К. А. Вельямидов

Немецкие и австрийские военнопленные на территории Вологодской губернии в годы Первой мировой войны.

В современной российской исторической литературе тема военного плена разрабатывается в основном применительно к периоду Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. По периоду Первой мировой войны имеется очень небольшое количество публикаций (1). Это объясняется тем обстоятельством, что в 1920-е — 1930-е гг. события мировой войны оказались заслоненными более разрушительными для страны, и в эмоциональном плане более напряженными событиями войны гражданской. Аналогичная ситуация повторилась и после Великой Отечественной войны. Лишь в настоящее время тема военного плена в годы Первой мировой войны начинает привлекать внимание исследователей. Одной из ее составляющих является изучение положения иностранных военнопленных на территории России. Это была довольно внушительная группа населения. По данным С. А. Солнцевой к 1917 г. на территории России находилось свыше 2-х млн. военнопленных — в т. ч. почти 500 тыс. венгров, около 450 тыс. австрийцев, примерно 250 тыс. чехов и словаков, более 200 тыс. «югославян» (термин 1917 г.), 190 тыс. немцев, а также турки, итальянцы, галицийские украинцы, поляки, болгары, представители других национальностей. Количество военнопленных занятых в экономике России в 1917 г. составляло около 1,5 млн. человек, причем по отдельным отраслям их удельный вес в численности рабочей силы был довольно высок. На некоторых заводах Урала пленные составляли от 1/3 до ½ всех работающих, а к лету 1917 г. в Донбасе, Уральском, Подмосковном и Западно-Сибирском каменноугольных бассейнах — около 30% рабочих, в металлургической промышленности Юга России — свыше 25%, а в железнорудной — около 60% (2). Основная масса военнопленных концентрировалась в Московском военном округе, на Урале, в Туркестане и в Сибири.

Современный «Военный энциклопедический словарь дает такое определение военнопленных: «Военнопленные — захваченные во время войны противником и находящиеся в его власти комбатанты и другие лица, на которых распространяется режим военного плена. Под военным пленом признается обусловленное состоянием войны временное задержание воюющим государством лиц неприятельской стороны, сопровождаемое ограничением их свободы с целью исключения участия в вооруженной борьбе». К категории военнопленных относились и интернированные. «Интернирование (от франц. interner водворять на жительство), в международном праве принудительное задержание одним воюющим государством граждан другого воюющего государства или нейтральным государством военнослужащих воюющих сторон…» (3). Таким образом, всех военнопленных можно подразделить на тех, кто попал в плен на театре военных действий и тех кто в силу жизненных обстоятельств оказался на территории государства, находящегося в состоянии войны с его страной.

28 июля 1914 г. Штаб корпуса жандармов и Военное министерство телеграфировали в военные округа России о том, что «все германские и австро-венгерские подданные, числящиеся на действительной военной службе, считаются военнопленными и подлежат немедленному аресту, а запасные чины также признаются военнопленными и высылаются из местностей Европейской России и Кавказа в Вятскую, Вологодскую и Оренбургскую губернии, а из Сибири — в Якутию». В телеграмме в то же время подчеркивалось, что «мирно занимающиеся трудом австрийцы и германцы, находящиеся вне всякого подозрения, могут оставаться в своих местах и пользоваться покровительством наших законов или выехать за границу». Губернаторы направили соответствующие указания полицмейстерам в города и уездным исправникам. Некоторые положения в них были конкретизированы. В частности говорилось, что «арестованные направляются на место водворения под стражей за свой счет в ж/д в вагонах III класса или на пароходе в каютах II класса. В случае отказа следовать за свой счет, арестованные препровождаются этапным порядком. Лица, заявившие желание ехать за свой счет, должны оплатить расходы по проезду и продовольствию командируемых для их конвоирования чинам полиции, которые должны быть посылаемы по такому расчету: 1 военнопленный — 1 стражник, 2—3 военнопленных — 2 стражника, 4—5 [военнопленных] — 3 стражника… По прибытии военнопленные водворяются под надзор полиции на общем основании, проживают за свой счет. Желательно размещать военнопленных на жительство группами» (4). При следовании этапным порядком, арестованных собирали в партии в железнодорожных пунктах или в районах портов и затем под конвоем перевозились в пункты высылки. На каждую партию оформлялись именные списки.

Министерство внутренних дел рекомендовало местным властям не особенно церемониться с интернированными. В частности товарищ министра внутренних дел генерал-майор Джунковский писал губернаторам: «…Высланным австрийским и германским подданным следует предоставлять пользоваться в смысле жизненных удобств лишь самым необходимым. Всякого рода комфорт является ныне совершенно неуместным» (5).

Политика в отношении интернированных носила определенный националистический оттенок. Особенно это заметно в отношении австрийских подданных. Если выяснялось, что австрийский подданный является «лицом славянской национальности», то отношение к нему было мягче. Уже в августе 1914 г. генерал майор Джунковский отдал распоряжение губернаторам, что «благонадежным русинам, сербам, чехам и славянам, обязавшимся честным словом и подпиской не покидать Россию без разрешения, не предпринимать ничего во вред России и передавать нам сведения полученные с их родины, разрешается жить в России в избранных местностях, хотя бы и вблизи театра военных действий» (6). В сентябре 1914 г. Вологодским полицмейстером были составлены списки «русинов, чехов, сербов и славян» и тем, которые доказывали свое «славянское происхождение» стали разрешать возвращаться на прежнее место жительства.

Вологодская губерния была определена, прежде всего, как место высылки интернированных. Первая партия интернированных прибыла в Вологду уже 11 августа 1914 г. Это были немецкие и австрийские подданные, задержанные в Кронштадтском порту по прибытии иностранных судов. Сопровождала партию конвойная команда Учебно-артиллерийского отряда Балтийского флота. После прибытия в Вологду арестованные были доставлены в городское полицейское управление (7). Все они, за исключением одного человека были оставлены на жительство в Вологде и размещены на частных квартирах.

По вполне понятным причинам август и сентябрь 1914 г. были временем особенно интенсивного движения интернированных. 14 августа прибыли партии в 75 человек из Юрьева, и в 90 человек из С.-Петербурга, 15 августа — огромная партия в 257 человек из прибалтийских губерний (Вильно, Ревель и др.). 16 августа партия в 150 человек из разных юго-западных губерний (8). Прибывали интернированные и индивидуальным порядком. Последние следовали без всякого конвоя, имея на руках лишь «проходное свидетельство». Это были люди, давно проживавшие на территории Российской империи и лишь формально числящиеся иностранными подданными. Многие из них приезжали вместе с семьями. Безусловно, большинство из них не представляли никакой угрозы для безопасности России и были высланы лишь по формальным признакам. Видимо, полицейские и жандармские органы на местах, особенно на волне патриотических настроений, охвативших страну в первые дни войны, и в большой спешке и неразберихе, не особенно утруждали себя детальной проверкой деятельности иностранцев, предпочитая выказать служебное рвение, чем быть обвиненными в халатности. Выполнялась главным образом первая часть правительственного распоряжения, в которой говорилось об аресте и высылке подданных государств, находящихся в состоянии войны с Россией. Об этом говорит, хотя бы тот факт, что среди интернированных были лица и старше 45 лет, что явно противоречило директивному распоряжению правительства. Правда, в этом распоряжении был пункт и оп-равдывающий действия местных властей: высылке подлежали германские и австрийские подданные лишь по одному «подозрению в шпионаже». Подозрение могло и не подкрепляться никакими уликами.

Вообще судить об участии того или иного интернированного в шпионской деятельности очень трудно на основании сохранившихся документов. Например, в сентябре 1914 г. в Вологду были доставлены трое иностранных подданных (один немец и двое швейцарцев), обвиненных в шпионаже. Они были задержаны без документов на станции Ковно. При них были обнаружены разные брошюры, переписка на иностранном языке и открытки с видами С.-Петербурга и других местностей (9). Трудно предположить, чтобы немецкая разведка, пусть даже и армейская, использовала людей, даже не снабдив их хоть какими-то документами. И вряд ли для разведки представляли интерес обыкновенные открытки. Возможно, задержанные были людьми, попавшими в первые дни войны  в критическую ситуацию, и пытавшиеся вернуться на родину. Нужно отметить, что все подозревавшиеся в шпионаже вносились в особые списки, которые рассылались местным органам охраны порядка. За людьми, внесенными в эти списки предписывалось вести усиленное наблюдение (10). В частности ВГЖУ вело учет всех проживающих на территории Вологодской губернии военнопленных и требовало от местных органов полиции ежедневно сообщать сведения о всех изменениях в их составе (11).

Нужно отметить также, что в самом начале войны полиция, видимо, не очень разбиралась в том, кто из иностранных подданных является запасным, а кто таковым не является, и арестовывала практически всех. Однако, позднее, если обнаруживалась ошибка, то ее исправляли и человека освобождали из ссылки. В ГАВО имеется много свидетельств на этот счет.

Всего в Вологду к концу августа 1914 г. прибыло более 5000 человек, среди которых было и около 400 женщин. Большая часть из них — около 3000 человек — были размещены в Вологде, остальные по уездам. Весной 1915 г. в связи с неблагоприятными для России событиями на фронте, вновь наблюдается приток интернированных в Вологду. Правда предварительно, в апреле 1915 г. была проведена массовая высылка немецких и австрийских подданных в различные уезды. В последующее время пленные также прибывали, но уже не интернированные, а те, кто попал в плен на театре военных действий.

Точное количество военнопленных, которое на протяжении войны находилось на территории Вологодской губернии определить очень сложно. Это связано и с сохранностью документов, и с тем, что не было единого органа, который бы ими занимался (интернированные числились за Министерством внутренних дел, а военнопленные с театра военных действий числились за Военным министерством), и с постоянным движением контингента военнопленных. Тем не менее, приблизительное их количество можно попытаться определить. Так, например, в начале 1915 г. во втором участке г. Вологду проживало 1455 германских и австрийских военнопленных и членов их семей. Известно, что пленные проживали и в двух других участках, поэтому, общая цифра в 3000 человек для г. Вологды, вряд ли будет завышенной. По данным уездных приставов в феврале 1915 г. в Никольске и уезде находилось соответственно 573 и 182 человека, в Великом Устюге и уезде — 429 и 306 человек, в Усть-Сысольске и уезде — 415 и 350 человек, Сольвычегодске и уезде — 1474 и 471 человек (12). Всего, таким образом, в указанных городах и уездах проживало 4926 человек. Известно, что военнопленные проживали также в Кадниковском, Вологодском, Тотемском и Грязовецком уездах. Исходя из этого, можно с уверенностью говорить, что в Вологодской губернии находилось не менее десяти тысяч военнопленных. Это не очень большая цифра. Для сравнения укажем, что, например, в Новгородской губернии к апрелю 1919 г., когда часть пленных уже уехала, их оставалось более 20 тыс. человек, а в Ярославской — около 17 тыс. человек. Относительно сибирских губерний цифры еще выше.

Условия проживания военнопленных были самые разные. Одних размещали на частных квартирах (это относилось, прежде всего, к интернированным), других в приспособленных помещениях. Первое время после           прибытия партий в Вологду, их могли некоторое время содержать в тюрьме, пока им не подыщут постоянного помещения. Наличия специальных лагерей для военнопленных в пределах Вологодской губернии не выявлено. Вообще больших ограничений для передвижения в пределах населенного пункта, в котором были размещены военнопленные, не было, равно как не имелось и специальной охраны для ограждения их от населения. Контроль за ними осуществляли полицейские чины городов. Правила поведения интернированных иностранных подданных регулировались обязательным постановлением губернатора от 21 августа 1914 г.: «… Воспрещается, находящимся в Вологодской губернии германским и австрийским подданным: 1) посещать вокзал железной дороги и приближаться к железнодорожным путям ближе чем на 300 шагов; 2) выходить за черту городской населенной местности; 3) собираться на улицах, площадях и других публичных местах группами более трех человек; 4) посещать театры, концерты, кинематографы и публичные гулянья во время игры музыки, а равно принимать участие в публичных играх; 5) посещать пивные и те из подобных заведений, где не продается горячая или холодная пища; 6) непристойное обращение по отношению к женщинам и вообще проявления всякого рода нескромностей к населению; 7) выходить из занимаемой квартиры и находиться вне ее не позже 9 час. Вечера; разговаривать в публичных местах на немецком языке. Виновные в неисполнении или нарушении настоящего постановления подвергаются в административном порядке взысканию до трех месяцев тюремного заключения или денежному штрафу 3000 рублей» (13). Запрещалась также всякая агитационная деятельность и всякая переписка на иностранных языках.

На лиц, сдающим квартиры для военнопленных, возлагалась обязанность сообщать полиции, о случаях отлучки их квартирантов в период с 9 час. вечера до 6 час. утра. Нельзя не признать, что перечисленные выше ограничения были вполне разумными и не очень стеснительными. Отсутствие специальной охраны приводило к тому, что нередки были побеги военнопленных из назначенных мест проживания. В частности на это указал вологодскому губернатору в декабре 1916 г. начальник Петроградского военного округа, куда входила Вологодская губерния, и требовал усилить контроль за военнопленными (14). Как отреагировали на это местные власти — неизвестно.

Слабое ограничение свободы военнопленных не могло не привести, особенно на первых порах, к известной напряженности в отношениях с местным населением. В донесении канцелярии вологодского губернатора от 12 ноября 1914 г. констатировалось, что «с прибытием в Вологду первых же партий высланных германский и австрийских подданных было замечено недостаточно скромное и корректное поведение некоторых высланных: они появлялись толпами в публичных местах. Посещали железнодорожный буфет, предпринимали прогулки за город, наблюдались также случаи приставания на улицах к женщинам; везде слышна была непринужденная немецкая речь. Все это в связи с газетными известиями о жестоком обращении немцев с русскими за границей не могло не вызвать вполне естественного раздражения среди местного населения, тем более что внезапное появление в небольшом городе этого пришлого враждебного нам элемента в количестве нескольких тысяч человек сразу же создало стеснения для местных обывателей и нарушило нормальное течение жизни» (15). Далее перечислялись те ограничения, которые налагались на военнопленных губернатором и сообщались сведения о числе наказанных за нарушения его обязательного постановления. Говорилось также, что в Вологде имелись настроения, особенно после событий в Москве, связанных с погромами немецких магазинов, также «поучить немцев», но властями были предприняты «самые энергичные действительные меры к безусловному недопущению каких-либо враждебных выступлений или насилия в отношении военнопленных». В заключение документа делался вывод, что благодаря предпринятым мероприятиям «за время свыше 3-месячного пребывания в Вологодской губернии военнопленных никаких более или менее серьезных недоразумений, а также столкновений между высланными иностранцами и местным населением не происходило». Правда делалась оговорка, что в один из дней новобранцами было нанесено четырем германцам «оскорбление действием» (16). Эта ситуация была характерна для всего периода пребывания военнопленных на территории губернии. Крупных столкновений и серьезных беспорядков, связанных с ними не было, но мелкие стычки и нарушения порядка, как на бытовой почве, так и на политической случались почти постоянно. В частности со стороны военнопленных были случаи «неуважения к церковным предметам», «демонстративные разговоры в общественных местах на родном языке», «антиправительственная и прогерманская агитация», нарушения ограничений и др. (17). За время с 13 августа 1914 г. по 14 января 1915 г., т. е. за пять месяцев были наказаны 327 человек «военнопленных гражданского ведомства», в основном «за появление в публичных местах более 3-х человек и разговоры в тех же местах на немецком языке» (181 человек) и «за отлучки с занимаемых квартир и из мест водворения» (74 человека). Главным мерами наказания являлись штрафы, составлявшие от 15 до 25 руб. Отметим также, что в последующее время количество нарушений военнопленными правил поведения сокращается (18).

Почти сразу же после появления немецких и австрийских подданных в Вологде ими заинтересовались как рабочей силой предприниматели. Вологодский губернатор даже вынужден был специальным постановлением от 19 августа предостеречь их: «Ввиду нередких случаев обращения в последнее время за разрешением принимать на работу высланных в Вологодскую губернию германских и австрийских подданных, объявляется во всеобщее сведение, что прием означенных иностранцев… не был производим в ущерб местному населению, т. е. чтобы иностранцы принимались на работы в случае недостатка в рабочей силе среди местного коренного населения, а не с целью, лишив работы кого-нибудь из местного населения, предоставить таковую иностранцу, желая воспользоваться более дешевым трудом» (19).

В «Положении о законах и обычаях сухопутной войны» Гаагской конвенции 18 октября 1907 г., в котором регулируется положение лиц взятых в плен, говориться о том, что «государство может привлекать военнопленных к работам сообразно с их чином и способностями…». Поэтому с самого начала войны, как центральные, так и местные российские власти озаботились с тем, чтобы восполнить сокращение рабочей силы за счет пленных. «Губернатор сообщает уездным земским управам, — читаем мы в газете «Вологодский листок» за 2 сентября 1914 г., — что г. министр внутренних дел телеграммой от 27 августа уведомил, что правительством предложено принудительное привлечение военнопленных к казенным и общественным работам без особой платы за труд. Земские управы должны представить подробные сведения о количестве работников и какие работы требуют выполнения» (20). 16 сентября 1914 г. Советом министров были утверждены «Правила о порядке предоставления военнопленных, для исполнения казенных и общественных работ в распоряжение заинтересованных в том ведомств» (21).

В августе 1914 г. Вологодская городская управа использовала несколько человек для мелких работ по благоустройству города, в ноябре бригада пленных в составе 26 человек была привлечена для постройки лазаретных бараков, определенное количество было занято на поденных работах, в Северном пароходном обществе, в 1916 г. около 100 военнопленных работало на станции Котлас на прокладке линии железной дороги. Из тех сведений, которые удалось собрать, видно, что большую часть пленных привлекали к работам малоквалифицированным и тяжелым. В связи с этим были несколько случаев своеобразных забастовок. В частности, в январе 1916 г. пленные, работавшие на станции Котлас, на несколько дней приостановили работы выставив требование повысить им заработную плату и железнодорожная администрация пошла им на встречу. В феврале 1917 г. отказались от работы пленные, работавшие на вырубке леса в Кадниковском уезда. В этой партии состояло около 140 человек. Все они были заключены под стражу. В качестве причин отказа, в документе указывается, что пленные «не привыкли к такой работе», «пилить не умеют», «полное нежелание работать». В наказание пленные были приговорены к трем месяцам тюремного заключения (22).

После подписания 3 марта 1918 г. в Брест-Литовске мирного договора между Советской Россией и ее противниками, положившего конец Первой мировой войне, начался процесс возвращения пленных на Родину. В апреле 1918 г. Совнарком издал декрет, в силу которого создавалась система особых органов во главе с Центральной Коллегией по делам пленных и беженцев (Центропленбеж), которую на начальном этапе возглавил И. С. Уншлихт. Коллегия входила в состав Народного Комиссариата по военным делам. Соответствующие органы («пленбежи») создавались и на местах. Процесс  возвращения пленных, особенно в условиях начавшейся Гражданской войны проходил сложно. В середине 1919 г. на территории Вологодской губернии все еще находилось около 4 тыс. иностранных пленных. 

После подписания 3 марта 1918 г. в Брест-Литовске мирного договора между Советской Россией и ее противниками, положившего конец Первой мировой войне, начался процесс возвращения пленных на Родину. В апреле 1918 г. Совнарком издал декрет, в силу которого создавалась система особых органов во главе с Центральной Коллегией по делам пленных и беженцев (Центропленбеж), которую на начальном этапе возглавил И. С. Уншлихт. Коллегия входила в состав Народного Комиссариата по военным делам. Соответствующие органы («пленбежи») создавались и на местах. Процесс  возвращения пленных, особенно в условиях начавшейся Гражданской войны проходил сложно. В середине 1919 г. на территории Вологодской губернии все еще находилось около 4 тыс. иностранных пленных.

Примечания

1 Демченко. А. Военнопленные первой мировой войны в Омске // Преподавание истории в школе. 1998. № 2. С. 32—35; Солнцева С. А. Военный плен в годы первой мировой войны (новые факты) // Вопросы истории. 2000. № 4-5. С. 98—105; Солнцева С. А. Военнопленные в России в 1917 г. (март—октябрь) // Вопросы истории. 2002. № 1. С. 143—149; Иванов Ю. А. Военнопленные Первой мировой войны в российской провинции // Отечественные архивы. 2000. № 2.

2 Солнцева С. А. Военнопленные в России в 1917 г. (март—октябрь) // Вопросы истории. 2002. № 1. С. 144.

3 Военный энциклопедический словарь. М., 2002. С.

4 ГАВО. Ф. 129. Оп. 3. Д. 1279.

5 Там же. Д. 1263. Л. 42.

6 Там же. Л. 193.

7 ГАВО. Ф. 129. Оп. 3. Д. 1262.

8 Там же. Д. 1306. Л. 1, 15, 184.

9 Там же. Д. 1266. Л. 81.

10 Там же. Д 1278. Л. 97.

11 Там же. Д 1263. Л.17.

12 Там же. Д. 1378, 1382, 1389, 1381, 1376, 1383, 1377, 1380, 1375, 1379.

13 Вологодский листок. 1914. 21 августа.

14 ГАВО. Ф. 129. Оп. 3. Д. 1452.

15 Старая Вологда. XII — начало XX в. Сборник документов и материалов. Вологда, 2004. С. 455.

16 Там же. С. 456.

17 ГАВО. Ф. 108. Оп. 1. Д. 5909, 5923; Ф. 18. Оп. 1. Д. 5968, 6243, 6114.

18 ГАВО. Ф. 129. Оп. 3. Д. 5426. Л. 82—83, 111—114.

19 Вологодский листок. 1914. 19 августа.

20 Вологодский листок. 1914. 2 сентября.

21 ГАВО. Ф. 129. Оп. 3. Д. 1452. Л. 17—18.

22 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 115. Л. 17, 21, 97; Ф. 129. Оп 3. Д. 1263. Л. 518.

НАЗАД